Дикари Гора - Страница 76

— Да, Господин.

— Иногда, метафорически в английском языке, однако, различие между девственницей и женщиной очерчивается, почти в гореанских интонациях. Строго говоря, в английском языке, женщина могла бы и женщиной и девственницей.

— А гореане говорят свободно о таких вещах? — поинтересовалась она.

— Свободные люди обычно не говорят свободно об этом, Например, является ли свободная женщина — гланой, или фалариной — это очевидно ее дело, и ничье другое. Такие интимные вопросы хороши в пределах прерогатив ее частной жизни.

— Однако, подозреваю, что такие вопросы, не в пределах прерогатив частной жизни рабыни.

— Конечно, нет, — засмеялся я. Такие вопросы — это общие сведения о рабынях, такие же, как цвет их волос и глаз, или размера их ошейников.

— А мои самые интимные измерения?

— Это такие же общие сведения, — уверил ее я, — если кому-либо это интересно.

— Какая же часть личной жизни мне разрешена?

— Никакая.

— А какие-нибудь секреты у меня могут быть?

— Ни одного.

— Понимаю, — вздохнула она.

— Теперь, Ты, возможно, немного лучше, чем прежде понимаешь. Что это значит быть рабыней.

— Да, Господин.

— Твое вскрытие, например, не должно остаться тайной, — заметил я.

— Кровь, которую Вы размазали на моей ноге, позволит всем увидеть это, — улыбнулась она.

— Ты боишься критики и насмешек других девушек? — спросил я.

— Я боюсь только того, что я, возможно, не достаточно понравилась своему Господину.

— Превосходный ответ, — похвалил я рабыню.

— Ведь они, тоже скоро будут бояться.

— Да, — согласился я с ней.

Я задавался вопросом, знала ли она, как точно она сказала. Девушки на цепи, что однажды откроется, чтобы отправить их служить мужчинам, обычно вскоре начинают конкурировать между собой, и легко оценить, кто будет служить владельцам лучше всего, а те, кто упорно не вступает в это соревнование, те обычно становятся первыми, кто идет на корм слинам.

— Я была глана, — она улыбнулась. — Теперь я — фаларина.

Я положил ей на рот свою руку, и сильно прижал, принуждая замолчать. Потом я убрал руку и сказал:

— Такие определения используют, говоря о свободных людях. Они применимы к рабыням, не более чем к самкам тарсков.

— Да, Господин.

— Ты была девушкой белого шелка, — пояснил я. — Теперь Ты — красный шелк.

— У нас нет прав, в таких вопросах, на те же самые слова как у свободных людей? — опешила она.

— Нет, — ответил я жестко.

— Я все понимаю, Господин, — сказала она, со слезами в глазах.

— Даже здесь, обрати внимание, оба слова предполагают равный статус. Оба понятия одинаково положительны, оба свойства задуманы как являющиеся одинаково реальными.

— Это верно.

— Безусловно, белый цвет в контексте «девушки белого шелка», имеет в гореанском оттенок скорее невежества, наивности, и нехватки опыта, и в гораздо меньшей степени предполагает чистоту и невинность. Красный цвет в контексте «девушки красного шелка», с другой стороны, ясно означает опыт. Каждый ожидает, что девушка красного шелка, например, не только будет в состоянии найти дорогу к его мехам, но под кнутом, властью и унижением, возможно в цепях, окажется чувственным сокровищем в пределах оных.

— Я — красный шелк, — проговорила она. — Возьмите меня.

— Возможно, — пообещал я, и начал нежно ласкать ее.

— О-о-о! Да!

— Тебе нравится это?

— Я должна отвечать на такой вопрос?

— Да.

— Да, Господин, — ответила она, задыхаясь. — Мне нравится это. — Она закрыла глаза. — О, да. Мне нравится это.

— Господин — позвала она, глядя на меня.

— Да.

— За сегодняшнюю ночь, Вы не раз упомянули, «связанная или скованная цепью».

— Да.

— Я боюсь быть связанной или скованной цепью.

— Значит, есть все основания связать тебя или приковать на цепь.

Она вздрогнула.

— Господин, — позвала она вновь.

— Да.

— Зачем нужно связывать женщину, являющуюся рабыней? — спросила она. — Она знает, что для нее нет никакого спасения. Она не собирается убегать. Она знает, что Вы можете сделать с ней все, что и как Вам понравится.

— Это держит ее в нужном для Господина положении, для того чтобы неспешно трудиться на ее теле.

— Это верно.

— Но основные причины, как Ты могла бы подозревать, психологические, с точки зрения Господина и с позиции рабыни. Она, скованная цепью, или связанная — беспомощна. Она знает, что, по прихоти владельца, могла бы быть разрезана как плод ларма. Это увеличивает ее ужас, ее уязвимость, и ее желание угодить, которое будет сочтено приятным. Это повышает ее чувствительность как рабыни, и, соответственно, готовность ответить на прикосновения Господина. С точки зрения рабовладельца, конечно, это также является стимулирующим. Приятно для мужчины иметь неограниченную власть над женщиной, видеть ее связанной или закованной в цепи, в том положении, что он выбрал, и знать, что она должна подчиняться любому его капризу. В такой ситуации свойства их природы, такие как господство и подчинение резко усиливаются. И это ощущается и рабовладельцем и его рабыней. Кроме того, по физиологическим причинам, обычно обездвиживание ведет к повышению отклика женщины. Судороги страсти, несколько ограниченные, или точнее сказать, направленные, отрегулированные, управляемые, и заключенные в пределах параметров, установленных Господином, должны оказаться более интенсивными и более концентрированными.

— Я понимаю, — послышался ее шепот.