— И помни, это — прежде всего в твоих интересах стать горячей рабыней, и даже, самой горячей рабыней, которой Ты только можешь быть. Это сделает тебя более приятной для твоего владельца, и для тех, кому он, по своему капризу, тебя отправляет.
— Да, Господин.
— Воистину поражает в этом вопросе, — отметил я, — и что кажется самым восхитительным для меня, является то, девушки постепенно разогреваясь, начинают развиваться изнутри, пока она не превратится в рабыню, действительно нуждающуюся в рабстве. Вот тогда она, не только юридически и телесно окажется во власти мужчин, но это будет необходимо ей духовно.
— Сколько же рабства будет в такой женщине! — воскликнула девушка.
— Никто и не утверждает, что для гореанской рабыни предусмотрена легкая жизнь, — усмехнулся я.
— Как жалка, судьба такой девушки! Надеюсь, мужчины могли бы ее пожалеть!
— Возможно, но только если она достаточно красива и хорошо их ублажает.
— Вы думаете, что я смогу развить в себе такую страсть? — испуганно, спросила она.
— Да, я даже не сомневаюсь в этом.
— Вы думаете, что тогда, это могло бы побудить мужчин, чтобы быть ко мне милосердными?
— Ты уже начинаешь ощущать то, чем Ты можешь стать, не так ли?
— Да, — прохныкала она.
— Это — хороший сигнал.
— Вы думаете, что, если я стану такой девушкой, то мой Господин, и другие мужчины могли бы оказать мне милосердие? — спросила она с надеждой.
— Возможно, — ответил я, — ведь Ты достаточно красива, и если сможешь быть достаточно приятной для них.
— Я попытаюсь, — прошептала она.
— Ты — рабыня, не так ли? — спросил я.
— Да, Господин.
— Я думаю что, к тебе будут относиться милосердно, по крайней мере, иногда, — заверил я. — Да Ты и сама, уже через несколько недель, узнаешь ответ на свой вопрос.
— Через несколько недель? — переспросила она удивленно.
— Да, как только Ты окажешься на коленях в ногах мужчины, или на животе ползя к нему, чтобы облизать его ноги, упросить его хотя бы прикоснуться к тебе.
И вот теперь, я начал нежно ласкать ее. И всего через несколько мгновений, что интересно, она уже застонала.
— Я — рабыня! — стонала она, смотря на звезды и луны в небе Гора.
— Теперь, Ты можешь просить меня взять тебя, — сообщил я ей.
— Я прошу Вас Господин, возьмите меня, — сказала она.
— Я буду нежен с тобой в этот раз, — пообещал я, — но Ты должна понимать, что тобой также будут пользоваться и по-другому, например, с презрением или пренебрежением, с безжалостностью или жестоким безразличием, или, возможно, с беспощадной властью.
— Да, Господин.
— А еще, тебя научат служить в любом положении, которое Ваш владелец пожелает и в любой одежде, или без одежды вообще, на его усмотрение.
— Да, Господин.
— И еще вполне вероятно, тебе придется служить обездвиженной, даже жестко обездвиженной, такими вещами как ремни, веревки и цепи.
— Да, Господин, — сглотнув, сказала она.
— И иногда, даже, не смотря на то, что твоя спина и ноги все еще будут гореть от ударов его плети.
— Да, Господин.
— Ты будешь учиться служить ему всегда, везде, так как он пожелает.
— Да, Господин.
— И со всем старанием.
— Да, да, Господин.
— Поскольку он — Господин, и Ты — Рабыня.
— Да, Господин.
— Поскольку Ты — ничто, и он — все.
— Да, Господин, — прошептала девушка.
— Теперь готова быть вскрытой? — спросил я, пристально глядя ей в глаза.
— Да, Господин, — шепотом ответила она.
Я смотрел вниз, в ее широко открытые глаза.
— Вскройте меня, Господин. — Взмолилась она. — Вскройте меня, я прошу Вас, как рабыню, для удовольствий мужчин!
— Превосходно, — улыбнувшись, сказал я, и затем, она приглушенно вскрикнула. Я вскрыл ее, неназванную рабыню, которая когда-то была дебютанткой, мисс Миллисент Обри-Уэллс, из Пенсильвании. Вскрыл, для удовольствий мужчин планеты Гор.
— Пожалуйста, не отсылайте меня к другим так скоро, Господин, — взмолилась она.
— Уже — почти утро, — объяснил я.
— Пожалуйста, Господин, — попросила она. Она обнимала меня под одеялом, прижимая свою теплую, уязвимую мягкость ко мне.
— Пожалуйста, — просила она.
Кровь на внутренней поверхности ее левого бедра уже высохла. Пока кровь была еще свежей, я обмакнул в нее палец и вставил его девушке в рот, на ее язык, вынуждая слизать это.
— Да, Господин, — всхлипнула она. Я покрыл ее кровью клеймо кейджеры, обычную метку для девушки-рабыни, ту, что теперь кровавым цветом горела на ее бедре, а затем стер остаток со своей руки об ее левую икру. Я хотел быть уверенным, что этим утром остальным девушкам каравана было бы совершенно ясно то, как она провела эту ночь и что с ней было сделано.
— Возможно, — разрешил я.
— Спасибо, Господин, — счастливо, прошептала она.
Я протягивал свою руку в сторону. Трава была холодной и мокрой от росы. Было все еще темно.
Она нежно поцеловала меня.
— Как это невероятно! Я нашла себя в новой реальности, — проговорила она с восхищением. — Внезапно, я нашла меня рабыней, голой на одеялах хозяина, на чужой планете далеко от моего собственного мира.
Я промолчал.
— И, я окажусь в ней всего лишь обычной рабыней.
— Твоя новая реальность именно то, чем она кажется, — заверил я ее, — Ты — рабыня, и всего лишь обычная.
— Да, Господин, — признала она.
— Твое клеймо должно было бы объяснить тебе это, — добавил я.
— Я не знакома с гореанскими клеймами.
— Твое — обычное рабское клеймо, — объяснил я. — Им отмечают большинство девушек ставших собственностью. Ты делишь его с тысячами тебе подобных.