— Пять семь! — эхом отозвался аукционист.
— Поставь ее на ноги, таким чтобы, мы могли их рассмотреть! — потребовал кто-то.
— На живот ее! — просил другой.
— Пусть пройдется! — кричал третий.
— Пусть встанет на колени, головой к земле!
— Проведи ее походкой рабыни!
Я осмотрелся по сторонам. Одним из мужчин радом был тот самый коренастый коротышка, который носил низкую, широкополую шляпу. Я вспомнил, что он уже купил, по крайней мере, четыре или пять девушек с боковых прилавков. Что до меня, они были превосходными женщинами, но они, казалось, не были, по крайней мере, в целом, отборным товаром доступным ему. Казалось, что он покупал их не для тех целей, для каких обычно покупают рабынь. А теперь, я не понимал его очевидного интереса к рыжеволосой рабыне, продаваемой с главного прилавка. Она, конечно, была тем типом женщины, которых обычно покупают, ради выполнения одного, но самой главного назначения, из большого количества всех прочих предусмотренных для рабынь.
— Мужчины — звери, — возмущенно сказала Джинджер.
— Да, — отозвалась Эвелин.
Послышался звук хлыста впившегося в плоть. Рыжеволосая девушка выкрикнула в боли.
— Она же даже не понимает того, что они хотят, чтобы она сделала, — пожалела рыжеволосую, Джинджер.
— Она — глупая рабыня, — сказала Эвелин.
— Она еще научится, — вздохнула Джинджер.
— Все мы научились, — прошептала Эвелин.
Я отметил, что в течение вечера, некоторые из служащих работорговца, да и аукционист тоже, отметили присутствие двух девушек таверны в толпе. Однако они не предприняли никаких мер, чтобы выгнать их из зала торгов. Это показалось мне интересным. Может быть, они решили, что девушки пришли со мной, и что я, если можно так выразиться, был ответственным за них. Снова я озадачился относительно того, почему они прицепились ко мне. Поскольку я не предлагал той или другой из них сопровождать меня назад в таверну ее владельца, они должны были бы пытаться, применить их красоту и рабские хитрости, чтобы поднять вероятность такой перспективы. Это было, конечно, не их дело, стоять в павильоне торгов и наблюдать за продажей рабынь. Тем более что, судя по времени, их владельцы, возможно, уже сняли рабские кнуты со стен, и им очень любопытно, куда же подевалась их собственность.
Я вновь обратил свое внимание на центральный прилавок. К настоящему времени рыжеволосая красотка была проведена через несколько рабских позиций, тех, что были выполнимы для нее, в тот момент когда руки связаны за спиной. Сейчас она, дрожа, лежала на животе, облизывая и целуя кавалерийские ботинки аукциониста.
— А насколько она страстна? — спросил еще кто-то.
Аукционист потянул ее за волосы и повернул, лицом к толпе.
Я услышал голоса мужчин, кричащих снаружи на улице. Две девушки медленно придвинулись поближе мне.
Аукционист, с хлыстом уже висящим на поясе, стоял позади рыжеволосой. Левой рукой он по-прежнему придерживал ее голову за волосы, а правой вдруг сжал правую ягодицу, а потом просунул руку еще дальше. Она внезапно закричала, начала извиваться и корчиться от боли. Но не могла освободиться из его захвата.
— Нет, Пожалуйста! — Кричала и рыдала она. — Не-е-ет!
— Нет! О, нет! — Всхлипывала девушка. — Нет! Нет! Нет! Да!
— Да! Нет. Нет. Нет! — Тогда он освободил ее, и она пала на колени на прилавке, рыдая, темно-красная от унижения.
— Хороша, — похвалил мужчина в широкополой шляпе, стоявший рядом со мной.
Я улыбнулся. Прекрасная свежая рабыня, пусть и недавно заклейменная, в руках аукциониста, выдала себя.
— Она точно станет горячей шлюхой, — заметила Джинджер.
— Она не сможет ничем помочь себе, не более чем мы с тобой, — сказал Эвелин с грустью.
Я был склонен согласиться с девушками таверны. Ясно, что у рыжеволосой девушки были сильные задатки рабыни.
— Шесть! — торг пошел с новой силой.
— Шесть пять!
— Шесть семь!
— Шесть восемь!
— Шесть девять!
Теперь крики и волнение слышались у двери. Кто-то закричал уже позади нас. Аукционист сердито уставился в дальний конец павильона. Семь или восемь мужчин, в ботинках и одежде погонщиков кайил, втискивались в двери. Двое или трое из них держали в руках полупустые бутылки с пагой. А двое из этой компании уже держали мечи в руках. Девушки таверны схватили мои руки, пытаясь сделаться маленькими, и спрятаться за моей спиной. Мужчины, как я понял, были пастухи, вероятно, члены той же самой бригады, которую я видел ранее, и кто, гикая и крича, прогонял табун по улицам города.
— Джентльмены! — закричал аукционист. — Не нарушайте мир! Вложите свою сталь в ножны! Здесь идут торги.
— Там они! — заорал один из гуртовщиков, указывая на нас. Это был молодой, темноволосый, грубоватый парень. Джинджер и Эвелин вскрикнули со страданием. Я стряхнул их руки, освободив свои. Товарищ вбросил свою сталь в ножны и теперь шагал к нам. Его товарищ, очень на него похожий, держался на шаг позади. Я так понял, что они были братьями.
— Хобарт, — представился парень, — из Бар-Ина.
Он сразу схватил Эвелин за руки и злобно встряхнул ее. Я даже немного испугался, что еще немного, и он мог бы сломать ей шею.
— А я Тебя искал в таверне, — сердито орал он ей. — Ты же знала, что мы пригоним гурт в город этой ночью.
— И Ты здесь, маленькая шлюшка, — проворчал второй брат, — как на счет Тебя?
Он схватил Джинджер за волосы обеими руками и безжалостно бросил ее себе под ноги. Я был рад видеть, что он знал, как обращаться с рабынями. Она и смотрела на него со слезами в глазах, ее голова за волосы удерживалась лицом к нему, маленькие ручки беспомощно вцепились в его запястья.