— Отпустите меня! — умоляла девушка, вися, перед толпой.
— Нет, — прокричала она, — нет!
Пояс, поддерживавший платье, был разорван, и повис в задней петельке, болтаясь у ее ягодиц.
— Нет, — кричала она. — Нет! Не-е-е-ет!
Но нож аукциониста, медленно, одну за другой срезал пуговицы с длинного, переднего запаха ее платья.
— Что Вам от меня нужно? — спрашивала она, рыдая от страха. — Что Вы делаете? — взвизгнула она, когда последняя пуговица была срезана. — Что Вы собираетесь со мной сделать? Что Вы делаете со мной? — вопрошала девушка. А тем временем края ее платья были уже распахнуты и отдернуты назад.
— Я не думаю, что она симпатична, — сказала Джинджер.
— Мне тоже так не кажется, — поддержала ее Эвелин. — Ты даже можешь быть посимпатичнее, чем она.
— Я красивая, — возмутилась Джинджер. — Это — Ты, можешь быть посимпатичнее, чем она, моя голодная до мужиков маленькая рабыня.
— Голодная до мужиков? — переспросила Эвелин. — Я слышала, что Ты грызешь свои цепи, что Ты умаляешь, чтобы Тебя выпустили ночью к мужчинам.
— Ни для кого не секрет в Кайилиауке, — ответила Джинджер, — что Ты по ночам ногтями царапаешь пол в своей конуре!
— А что я могу сделать с этим, если мужчины разожгли мое рабство, — сказала Эвелин, со слезами в ее глазах.
— Они, разожгли и мое рабство, — прошептала Джинджер, и, помолчав, добавила — причем полностью.
— Зато я более беспомощная и страстная, чем Ты, — похвалилась Эвелин.
— Нет, не Ты, — не согласилась с ней Джинджер.
— Всем в Кайилиауке известно, что как рабыня я лучше Тебя, — стояла на своем Эвелин.
— Я — лучшая рабыня, — гордо заявила Джинджер, и добавила, — похотливая рабыня-шлюха!
— Нет, это я лучшая самая похотливая и лучшая рабыня в городе, — злобно прошипела Эвелин.
— А ну тихо, развратные Рабыни, — прикрикнул я.
— Да, Господин, — отозвалась Джинджер, сразу замолкая.
— Да, Господин, — эхом повторила за ней Эвелин.
Под платьем девушка носила белую шелковую комбинацию, длиной до колен.
Платье, тем временем было срезано и сорвано. После чего полетело в огонь, следом за туфлями и фальшивым жемчугом.
Я увидел, что комбинация держалась на тоненьких бретельках. Они были разорваны, и затем, аукционист зашел девушке за спины и, разорвав комбинацию на две половины, сдернул с тела пленницы. Последнее, что прикрывало тело жертвы от глаз мужчин, было удалено. Над левым коленом стала видна тонкая разноцветная лента-подвязка. Это заинтересовало меня, полагаю, что у этой девочки может быть высокий рабский потенциал. Эта лента, возбуждающая и прекрасно подчеркивающая красоту икры и ее бедра, конечно, была сорвана аукционистом к радости возбужденной аудитории.
Мне было интересно, почему эти две девушки из разных таверн, Джинджер и Эвелин, искали моего внимания. Ведь очевидно, что в Кайилиауке мужчин хватало. Действительно, в это время, вечером, мне не верилось, что их таверны пустуют. Следовало ожидать, что их должны бы были использовать по прямому назначению, чтобы зарабатывать деньги для их владельцев. В данный момент они должны быть прикованы цепью, в их альковах, и доставлять неземное наслаждение посетителям таверн. Но пока, я выкинул этот вопрос из головы.
— Нет, — умоляла подвешенная перед нами девушка, — пожалуйста, не делайте этого!
Комбинация, сорванная с тела молодой женщины, полетела в огонь.
— Тарск серебром, — послышалось первое предложение цены.
— Превосходно, — отозвался аукциониста.
Это показалось мне необычно высоким предложением за сырую, недрессированную, рабыню варварку, особенно, как предложение открытия. С другой стороны, я отметил, что девушки, похоже, уже принесли высокий доход. Несколько девушек ушли с боковых прилавков, по ценам, от тридцати до пятидесяти медных тарсков.
На многих других рынках эти девушки, в их текущем состоянии варварства и невежества, скорее всего не принесли больше, чем всего семь — восемь медяшек за штуку. Эти цены, конечно, зависели от спроса и предложения на рынке, а так же от времени года. В Кайилиауке хватает богатых людей, заработавших на торговле кожей и рогами и разведении кайил. Кроме того, так близко к границе, всего лишь в нескольких пасангах от Иханке, и вдали от обычных мест захвата рабынь и постоянных маршрутов их транспортировки, рабынь, особенно таких красивых, не так чтобы в изобилии. Соответственно мужчины, приехавшие из окрестностей, готовы заплатить много, чтобы иметь одну из них в своих объятиях.
На девушке остался бюстгальтер, пояс с подвязками и чулки. Кроме того, ниже узкого пояса с подвязками, я мог видеть маленькие шелковые трусики, скрывавшие ее главную ценность.
— А она и правда не уродина, — недовольно отметила Джинджер.
— Это точно, — неохотно согласилась с ней Эвелин.
Девушка с ужасом смотрела, как догорают в языках пламени остатки шелковой комбинации. Земная одежда на ее глазах, деталь за деталью, уничтожалась. И это ей ясно давало понять, что она начала переход к новой действительности.
— Нет, — упрашивала она. — Пожалуйста, не надо.
Аукционист отцепил чулки от застежек четырех ремней-подвязок, и через мгновение аукционист стянул чулки с ног девушки, подсовывая им под веревками на ее лодыжках. Пламя вновь взвилось в жаровне, уничтожая еще одну часть прежней жизни будущей рабыни. Потом, бросив на нее короткий взгляд, работорговец встал позади, и расстегнул крючки на ее поясе. И этот предмет одежды, также, через мгновение, отправился в огонь следом за предыдущими. Теперь она висела перед нами одетая только в бюстгальтер и трусики, да еще на ней оставалась лента стягивающая волосы.