Девушки встали на ноги, изо всех сил пытаясь водрузить на себя поклажу. Кнут щелкнул снова, и девушка, что справилась позже остальных, вскрикнула от боли.
Тогда она, задыхаясь от боли, со слезами в глазах, быстро заняла свое место в караване, уравновесив свою ношу на голове.
— Ха! — гикнул Грант, и с жестом своего кнута, развернулся на кайиле.
— Ха! — И со звоном цепей и ошейников, а также испуганного рыдания, скованные за шеи красотки пошли дальше.
Я догнал кайилу Гранта, поехал с ним рядом.
— Я думаю, что мы должны или бежать, — заметил я, — оставляя девушек и товары, или остановится, и приготовиться дать отпор.
— Я не думаю, что мы сможем дать им отпор. Конечно, мы могли бы убить кайил и использовать их, в качестве форта и убежища, но даже в этом случае, у них подавляющее численное превосходство.
Я ничего не сказал. Я боялся, что его оценка ситуации была слишком обоснованной.
— Если бы мы были дикарями, — начал объяснять Грант, — мы могли бы убегать, в надежде, что строй преследователей растянется на пасанг, и тогда мы сможем развернуться на них и в соотношении два к одному, нападать по очереди и бить по частям, уничтожив их всех. Если бы это было не осуществимо, то мы могли бы разделиться, деля и наших преследователей, и встретиться позже в заранее оговоренном месте, чтобы возвратиться под покровом темноты, вернуть все что мы потеряли.
— Это интересно. Действительно, это кажется подходящим планом. Давай немедленно приведем его в действие.
— Нет, — отказался Грант.
— Почему нет?
— Это бессмысленно.
— Почему это бессмысленно?
— Это бессмысленно потому, что нет никакой опасности.
Я оглянулся назад на приближающуюся пыль.
— Мы не в опасности, Ты уверен? — спросил я в полном замешательстве.
— Уверен. Именно они, сейчас в опасности, и в серьезной опасности.
— Я думаю, — рассердился я, — что, это мы — дураки, и это мы в серьезной опасности.
— Нет, — спокойно ответил Грант. — Именно они — дураки.
— Мне кажется, Ты чего-то опасаешься, — заметил Грант.
— Они должны были бы уже настигнуть нас к настоящему времени, — сказал я.
Я стоял на краю нашего небольшого лагеря, среди нескольких деревьев, выросших около небольшого ручья. Был конец дня.
— Выкинь это из головы.
Я повернулся к лагерю.
Джинджер и Эвелин были освобождены от ошейников каравана, чтобы собрать дрова, приготовить пищу, и заняться обустройством лагеря. Ошейники и цепи были перераспределены на других девушках, таким образом, чтобы свободные ошейники теперь были в начале и в конце каравана. Эти ошейники были застегнуты вокруг двух тонких деревьев, таким образом, ограничивая свободу передвижения девушек, кроме Джинджер и Эвелин, линией между этими двумя деревьями. Вчера вечером караван был четыре раза обернут вокруг небольшого, но крепкого дерева, и затем ошейник первой девушки был цепью пристегнут к ошейнику последней. Я предположил, что подобная процедура повторится и сегодня перед сном. Конечно, существует много способов, как быстро закрепить караван девушек в месте на ночевку. Самый распространенный способ состоит в том, чтобы связать их запястья за спинами и затем положить их на землю, на спину, голову одной к ногам другой. Каждая девушка, за ее ошейник ремнем привязывается к левой лодыжке девушки слева от нее, и к правой лодыжке девушки справа от нее.
— Я — первая девушка, — сказала Джинджер, ходя назад и вперед перед линией девушек, стоящих на коленях перед нею, и держа рабское стрекало в своей маленькой руке, добавила, — а Эвелин — вторая девушка.
Она указала на Эвелин. Она говорила по-английски, этот язык, понимался всеми новыми рабынями-варварками. Пять говорили по-английски по рождению, три из них были американками, включая рыжеволосую девушку, и две другие англичанками, две из оставшихся оказались шведками, а последняя девушка, с короткими темными волосами, была француженкой.
— Вы должны обращаться ко мне и к Эвелин — Госпожа, — объясняла она. — Вы хорошо запомните наши уроки, причем это касается как языка, так и служения.
Девочки смотрели на друг друга.
— Это — стрекало, — сказала Джинджер, поднимая гибкий прут рабского стрекала. А за тем неожиданно ударила одну из девушек, шведку, резким и жгучим ударом в область шеи.
— Это — стрекало, — повторила Джинджер.
— Да, Госпожа, — стремительно сказала рыжеволосая девушка.
Я был рад видеть, что она оказалась довольно сообразительной.
— Да, Госпожа, — в разнобой сказал другие девочки.
— Да, Госпожа! — громче всех, повторила шведка. В ее глазах стояли слезы.
— Мы с Эвелин, — тем временем продолжала Джинджер, — не собираемся делать всю работу по лагерю. На время, некоторые из Вас, будут освобождены, чтобы помочь нам в нашей работе.
Девушки, быстро, поглядели друг на дружку.
— Маленькие дурочки! — засмеялась Джинджер. — Вы — все маленькие дурочки! Выпрямиться на коленях, спины прямее, маленькие дуры!
Девушки подчинились без малейшего промедления.
— Даже не думайте о побеге, — сказала она. — Нет для Вас никакого спасения в этом мире.
Некоторые из девушек покраснели.
— Посмотрите на свою одежду, — приказала Джинджер. — Она весьма характерная. Это — то, что носят только рабыни.
Несколько девушек посмотрели вниз на скудный, мало что скрывающий лоскут ткани, в который они имели несчастье быть облаченными.