— Даже если бы такие девчонки и понимали гореанский, — сказал мужчина рядом со мной, привлекая мое внимание, — они вряд ли бы смогли понять то, что от них требуется. Готов поспорить, они еще не познали сотню поцелуев.
— Ну так, можно им это преподать, — усмехнулся я.
— Это точно, — засмеялся мой собеседник.
— Станьте в сторону, Джентльмены, если Вы конечно, Джентльмены, — послышался голос рядом, одного из людей работорговца.
Мы отстранились, и он, вывалил в грязную яму корзину, наполненную объедками, таких как корки хлеба и огрызки фруктов. Это был мусор, мусор — оставшийся от еды служащих работорговца.
Сначала девушки в яме разглядывали эти объедки с ужасом. Потом я увидел маленькую, закованную в цепь руку, которая потянулась к огрызку булки. Несчастная подняла его и затолкала в рот. Другая девушка тоже потянулась к огрызкам фруктов. Следующая, схватила пропитанный соусом кусок желтого хлеба Са-Тарна. А за ней, мгновение спустя, путаясь в своих цепях, остальные невольницы, извиваясь и визжа, бросились подобрать то небольшое количество объедков, вываленных туда свободным мужчиной, из грязи на дне ямы, при этом отнимая друг у друга, царапаясь и дерясь.
— Они — рабыни, — заявил мужчина рядом со мной, когда мы возвратились к ограждению.
— Да, — ответил я. — И их обучение уже началось.
— Я слышал, что есть еще лучший товар внутри пакгауза, — поделился со мной секретом мой товарищ. — Но его скрывают до продажи, а некоторые еще даже в своей варварской одежде, в которой они и были захвачены.
— Это будет интересно, — поддержал я его.
— Но и они, тоже, будут учиться выпрашивать еду, ползая на животе, — сказал мужчина ухмыляясь.
— Несомненно, — поддержал я. После чего я отвернулся от ограждения. Я был расстроен, что все мои попытки определить местонахождение торговца Гранта оказались тщетными. Утром, с ним или без него, я пойду в Прерии. Решение принято.
— Варварки! Варварки для продажи! — кричал зазывала, стоящий на круглой деревянной платформе, у открытых ворот большого, круглого павильона.
Внутри я видел нагую женщину, ее руки были связаны за спиной. Двое работорговцев тащили ее, вперед поддерживая за руки, с обеих сторон.
— Варварки для продажи! — продолжал рекламировать товар зазывала на платформе. Это был тучный, жирный мужчина, одетый в открытую, грязную рубашку сине-желтого шелка.
Его кожаные брюки были завязаны широким, трижды обернутым поясом. На поясе, висели массивные, украшенные бусами ножны, очевидно скрывавшие крепкий, кинжал с треугольным клинком. Он носил, также, обувь для верховой езды, с серебряными шпорами на пятках, служащими для понукания кайилы. В его руке был длинный, гибкий кавалерийский хлыст из черной кожи, приблизительно одного ярда в длину. Волосы зазывалы были собраны в хвост и стянуты лентой из сине-желтой ткани. Это были цвета касты работорговцев.
Женщину со связанными за спиной руками, грубо стиснутыми работорговцами, вытащили на платформу, и поставили около толстяка.
— В дополнение к нашему обычному ассортименту прекрасных товаров, — зазывал торговец, — мы только что получили новую партию варварок!
Это была одна из тех самых девушек, что я уже видел этим днем, в рабских ямах в пределах торговой зоны Рама Сэйбара. Вечером после ужина, я снова приехал сюда. Я подумал, что неплохо было бы присмотреться получше к некоторым из предложенных на продажу женщин.
После этого, я собирался пойти в таверну, чтобы пропустить чашку другую паги, и может быть арендовать девушку, взять ее в свою комнату на ночь, чтобы возвратить ее утром.
— Они еще не имели своих владельцев, — продолжал расхваливать свой товар мужчина на платформе. — Этот маленький сочный фрукт, принесет немало удовольствия своему хозяину, — говорил он, указывая на девушку на платформе радом с собой, своим кайловым хлыстом. — И эта одна из самых худших во всей партии.
По моему мнению, это было не совсем верно. Мне кажется, что она может занять весьма высокое место среди девушек выставленных сегодня на продажу. Безусловно, самые заманчивые лоты, пока оставлены, чтобы быть проданными ближе к вечеру, и они не были, вероятно, даже помещены в ямы.
— Покажите ее, парни, — приказал аукционист своим помощникам. Двое работорговцев вытолкали женщину вперед, к толпе, и заставили ее изогнуться. Девушка заскулила.
— И это — одна из худших в этой партии товара, — повторил торговец. Его товарищи повернули женщину сначала в одну сторону, затем в другую. — Мясо, настолько свежее, что клеймо еще не остыло! — отметил толстяк. — Достаточно, ребята, — сказал он своим людям. И они оттащили женщину назад, спустили вниз с помоста и увели назад в зону.
— О, если бы Вы видели остальных, — пообещал, закатив глаза работорговец, тем из нас, кто собрался вокруг платформы. — Вы должны прийти в торговую зону. Там Вы сможете купить и ее, и других таких же, как она, с боковых прилавков. Там, имеются и еще более сочные товары, и Вы можете приобрести их с центрального прилавка на открытых торгах!
Я задавался вопросом, догадывалась ли эта женщина, для чего ей выжгли клеймо. В большинстве гореанских городов продажа женщины без клейма с аукциона является незаконной. По-видимому, из уважения к чувствам свободных женщин. Клеймо являет собой катастрофическую пропасть между гореанской свободной женщиной, защищенной в ее надменности, красоте и кастовых правах, и голыми, безымянными и бесправными рабынями, продаваемыми как простые, но прекрасные домашние животные, на невольничьих рынках этого примитивного, но великолепного мира. Женщины без клейма, конечно, могут быть проданы тайно, например, как свежезахваченные, работорговцам или мужчинам, проявившими к ним интерес.